Черный Отряд - Страница 67

Я огляделся. Присоединившийся к зрителям Капитан наблюдал за схваткой с удовлетворенной улыбкой. Его улыбка была драгоценностью более редкой, чем яйцо птицы рух. Зато у его спутников, армейских офицеров и гвардейских капитанов, вид был совершенно ошарашенный.

Кто-то по-приятельски встал рядом со мной. Я скосил глаза и увидел, что стою плечом к плечу с Душеловом. Вернее, локтем к плечу – Взятый не отличался высоким ростом.

– Забавно, верно? – спросил он одним из тысячи своих голосов. Я нервно кивнул.

Одноглазый содрогнулся всем телом, вновь высоко подпрыгнул, завыл и шлепнулся на землю, дрыгая руками и ногами, словно эпилептик.

Уцелевшие жуки, шурша и пощелкивая, поползли навстречу друг другу и сбились в две копошащиеся кучи, откуда доносилось сердитое клацанье мандибул и сухое шуршание хитиновых панцирей. Из каждой кучи начали подниматься толстые канаты бурого дыма, которые гнулись и переплетались, пока не превратились в занавес, заслонивший копошащихся жуков. Потом дым сжался в упругие шары, начавшие подскакивать, всякий раз поднимаясь все выше. После очередного отскока они зависли, медленно дрейфуя на ветру, и выпустили отростки, вскоре превратившиеся в корявые пальцы.

Теперь перед нашими глазами висели в воздухе узловатые клешни Одноглазого, только увеличенные в сотню раз. Эти руки сразу принялись выпалывать посаженный Гоблином сад монстров, вырывая растения с корнями и завязывая стебли изящными и сложными морскими узлами. Как результат этого рукоделия появился длинный и все удлиняющийся плетеный канат.

– А у них больше таланта, чем можно заподозрить, – заметил Душелов. – Жаль только, что тратится он на всякие глупости.

– Не знаю, – пожал я плечами. Представление подбодрило нас морально. Ощутив дыхание той смелости, что придавала мне силы в тяжелые моменты, я добавил: – Такое колдовство люди могут оценить, в отличие от давящего и жестокого колдовства Взятых.

Черный морион Душелова на несколько секунд повернулся в мою сторону, и мне даже почудилось пламя, вспыхнувшее за узкими прорезями для глаз. Но потом я услышал девчоночий смех:

– Ты прав. Мы попросту переполнены той мрачностью и ужасом, которые нагоняем на целые армии. И эмоциональная панорама жизни быстро забывается.

Как странно, подумал я. Рядом со мной стоит Взятый со щелочкой в броне. Душелов отодвинул один из занавесов, скрывающих тайны его сущности. Обитающий во мне летописец сразу почуял запах тайны и стал быстро придумывать наводящий вопрос.

Душелов опередил меня, словно прочитав мысли:

– У тебя сегодня ночью были гости?

Азартный голос летописца смолк на полуслове.

– Я видел странный сон. О Госпоже.

Душелов хохотнул глубоким рокочущим басом. Эта постоянная смена голосов способна пошатнуть уверенность даже у самых стойких. У меня она вызвала желание защищаться. Да и сама его дружеская приветливость тоже меня встревожила.

– Я думаю, она благосклонна к тебе, Костоправ. Какая-то мелочь в тебе захватила ее воображение, равно как и она привлекла твое. И что же она тебе сказала?

Что-то внутри предупредило меня об осторожности. Вопросы Душелова были сочувственными и непринужденными, но все же в них ощущалась некая скрытая напряженность, свидетельствовавшая о том, что вопрос был не столь уж и безобидным.

– Так, просто ободрила, – ответил я. – Что-то насчет того, что Лестница Слёз не настолько уж критическое звено в ее планах. Но то был всего лишь сон.

– Конечно. – Кажется, он удовлетворился моим ответом. – Только сон. – Но произнес он эти слова женским голосом, который использовал лишь в самые серьезные моменты.

Вокруг меня охали и ахали. Я повернулся посмотреть, насколько далеко продвинулось состязание.

Кусачие растения Гоблина превратились в гигантскую медузу. Бурые руки дергались, стиснутые ее щупальцами, и тщетно пытались освободиться. А над краем обрыва, наблюдая, парило огромное розовое бородатое лицо, окаймленное спутанными рыжими волосами. Один глаз был полуприкрыт из-за синевато-багрового шрама. Я нахмурился, сбитый с толку.

– Что это?

Я знал, что ни Гоблин, ни Одноглазый не создавали это лицо. Неужели в игру вступил Молчун – просто чтобы показать им, на что он способен?

Душелов изобразил звук, весьма правдоподобно имитирующий вскрик умирающей птицы.

– Твердец, – сказал он, резко обернулся к Капитану и взревел: – К оружию! Они идут.

Через несколько секунд солдаты уже мчались на свои позиции. Последним намеком на схватку между Гоблином и Одноглазым остались повисшие в воздухе туманные обрывки, медленно дрейфующие в сторону злобного лица Твердеца. Там, где они соприкасались, создавалось впечатление, будто на лице вскочил очередной отвратительный прыщ. «Неплохой щелчок по его репутации, – подумал я, – только не вздумайте, парни, выступить против него, задрав носы. Он не в игрушки играет».

В ответ на суматоху на наших позициях снизу послышались звуки горнов и рокот барабанов, отразившиеся от стен каньонов, словно отдаленный гром.

Мятежники весь день пощипывали нашу оборону, но было ясно, что все это не всерьез и они лишь тыкают палкой в осиное гнездо, желая понаблюдать за результатом. Твердец прекрасно сознавал все трудности штурма Лестницы.

И это предполагало, что у него припасен для нас неприятный сюрприз.

Но в целом мелкие стычки подняли наш боевой дух. Солдаты стали верить, что у них есть шанс выстоять.

Хотя между звездами плыла комета, а внизу светилась целая галактика лагерных костров, ночь избавила меня от ощущения, что Лестница – сердце этой войны. Я сидел на скальном выступе лицом к вражескому лагерю, подперев коленями подбородок, и размышлял над свежими новостями с востока. Шепот уже осадила Стужу, разгромив перед этим армию Пустяка и нанеся поражение Мотыльку и Робкому среди говорящих менгиров равнины Страха. Кажется, восток стал для мятежников катастрофой похуже, чем север для нас.